Женщины почти перестали рожать.
Нет, не производить на свет новых членов общества — это они делать продолжают, и вполне себе регулярно.
Но родить — это не просто позволить людям в белых халатах тем или иным способом извлечь из себя ребёнка. А способов таких немало, вмешиваться в роды на ровном месте научились прямо-таки виртуозно. Более того, медицина фактически монополизировала процесс рождения, в сущности, заклеймив его как патологический. А значит — подлежащий лечению: обязательному и неизбежному.
Медикализация родов нарастает с поражающей воображение скоростью. В стране с первой экономикой мира — США — она приближается к ста процентам. В более, скажем так, долгоживущих государствах с довольно (казалось бы) основательными семейными традициями — примерно та же ситуация. В тёплых странах, где (казалось бы) не редкость яркий темперамент, живость характера, природная страсть танцующих фламенко и обожающих карнавалы — то же самое.
Везде, где хоть как-то развита медицина, женщины предпочитают «не мучиться родами». Они довольны тем, что живут в двадцать первом столетии, и избавляются от родов как от несправедливого груза природы, явно по ошибке наложившей на них некое проклятие.
Везде, где хоть как-то развита медицина, женщины предпочитают «не мучиться родами». Они довольны тем, что живут в двадцать первом столетии, и избавляются от родов как от несправедливого груза природы, явно по ошибке наложившей на них некое проклятие.
Я давно перестала тешить себя надеждой, что несу в массы какое-то просвещение и, возможно, изменю тем самым мир. Не изменю. Мир сделал свой выбор.
Сейчас утешает гораздо более скромный результат: пусть хотя бы несколько тысяч услышат, вникнут, перестанут бояться и попробуют. Да хотя бы несколько сотен… Что там — готова согласиться и на несколько десятков. Хотя порой кажется, что в глазах большинства те, кто призывает к естественным родам, выступают городскими сумасшедшими, которых лучше обойти соседними переулками и даже не прислушиваться — не говоря о том, чтобы слушать.
А тем более слышать.
Остаётся надеяться, что пока ещё не исчезли окончательно те, кто искренне считает: лучшие роды, ради которых, собственно, и возникло само направление «мягкого» акушерства, — роды природные, естественные, без участия медицины и медикаментов (разумеется, за исключением случаев борьбы с естественным отбором).
К сожалению, в нынешнее время такие роды приходится защищать — и от медицины, и от социума. Ради чего, несмотря на возникающее иногда отчаяние, я и продолжаю работать.